|
Иван Горшков
Приведу в пример слова Александра Солженицына (от 1998 года):
«Высшее качество будет, если в пределах произведения преодолеть хаос. А вот сегодняшний постмодернизм он наоборот создаёт хаос. Он даже ничего не преодолевает. Он чем больше нагородит хаоса, тем лучше. Борьба с хаосом - это борьба человечества историческая (хаос - это смерть, энтропия, выравнивание всех потенциалов).
Художник должен бороться с ним. Разрушать энтропию и строить разные потенциалы (морально должен). Он должен найти решение против хаоса, против энтропии, против потерянности, против отчаянности. Должно быть преодоление, пусть не полная гармония. Катарсис - это очищение к преодолению. Преодоление может не состояться, но движение к нему должно быть. Всякое следующее произведение - достижение, по сравнению с предыдущим, а это же не всегда».
Работы Ивана – это хаос и распад. Мертвечинка!
Иван Горшков:
«Самая пленительная мечта – совершить прорыв в необъяснимое, свести к нулю содержание текста внутри картины, создать силу, не поддающуюся анализу. Создать напряжение, источник которого невозможно распознать. То есть выполнить сверхчеловеческую задачу».
Псс… Если к нулю свести содержание текста внутри картины, а у Ивана далеко не абстракция, то в таком случае возникает масса вопросов. Наоборот, рисуя картинки, нужно стремиться к тому, чтобы никаких вопросов не возникало. «Создать силу, не поддающуюся анализу?» Действительно, то, что нарисовал Иван, понимает только он сам. Анализировать невозможно.
«В формировании образов должны быть исключены фрагменты стереотипов, в таком случае исчезнут точки опоры. Художник должен генерировать образность, просачиваясь сквозь закономерности».
Полностью согласен с Иваном. Точки опоры вообще стремительно исчезают. И как сказал Илья Долгов: «…продолжаться бесконечно история человечества не может. И в какой-то момент его продолжат другие жизненные формы».
Ага, гномы будут!!! Начнётся эпоха Гномомании, а все художники будут называться гномохуды.
«Возникающая неустойчивость делает невозможным четкое восприятие, не позволяет смотрящему сформировать чёткое отношение к увиденному, сформировать защитный экран. Если смотрящий не считывает образ и не может идентифицировать его ни с одним стереотипом, он становится уязвим перед ним, как перед лицом чуда».
Я понимаю если бы это была абстракция. Но это же не так. Тут всё же должна прослеживаться определённая образность (помимо идеи), считывающаяся образность. Её нет. В действительности непонятно что же изображено. Да и уязвимым себя не чувствую, глядя на полотна. Чувствуется лишь величие этих сотворённых художником объектов. Но что за ними там, дальше, непонятно.
Две работы Ивана «Моллюск» (из серии «Ледяная гуща»).
Арсений Жиляев
Когда я в первый раз увидел работы Арсения Желяева (помните, выставку про революцию в «Х.Л.А.М.е»), мне было смешно и грустно. До сих пор не понимаю, зачем нужно делать такое искусство? Революцию уже давно совершили. Сейчас это не революция, а провинциальный эпотаж. После этой выставки мне тяжело его воспринимать. Не повлияла на меня и его выставка, где он был и куратором, и художником «Машина и Наташа».
Арсений Жиляев:
«Собственно моя глобальная идея что искусство сегодня - это музей истории будущего. С тканью истории я и работаю. В разных ее проявлениях. От найденных на помойке экземпляров советского модернизма, до выстраивания общественного нарратива на примере фото-архивов политических художников...»
А вот и сама работа Арсения.
Илья Долгов, куратор выставки, говорил, что это одинокая работа, из-за этого приобретающая некий сакральный статус в общем контексте.
Что значит «сакральный» статус я не понимаю.
«Работа старая из частной коллекции».
Вот что мне сообщил Арсений:
«По поводу своей работы на данной выставке - она относится к раннему периоду творчества. И была подарена мной Долгову когда-то черти когда».
Круто, что в Воронеже есть коллекционеры современного искусства!
Илья Долгов:
«Это серия работ «Рабочее движение». Вся она состоит из линий так или иначе структурированных. Это интерпретирование традиций и наследование визуальностей русского конструктивизма. Само название «Рабочее движение» отсылает к некому левому опыту ХХ века, к опыту этих самых рабочих движений, профсоюзу, как к поиску некоторых новых социальных и производственных организаций. Художник отражает судьбу всех этих начинаний. Арсений ввёл во взаимодействие полемику, диалог. Это то, что противоположно рабочему движению. Это биржевые графики, способ отражения финансовой информации.»
Возможно, эта замечательная «графика» - выход мира из кризиса. Спасёт ли?
Комментарий посетительницы выставки Анжелы Печенько:
«Творчество Арсения Жиляева вообще поразило до глубины души! Конечно, можно и этот труд представить как тонкие душевные переживания и метания автора по поводу всей бренности бытия, но может быть, ему просто было не до того, все можно понять. Выставку можно было назвать не выставкой, а стебом по поводу современного искусства. Хотя, конечно, оговорюсь: работы маслом выглядят достойно, круто, душевно, нет претензий, но как-то маловато будет».
Я думаю тут даже и Медведев бессилен.
Юлия Ивашкина
Ну это какое-то скудомыслие. Не восприятие целого, какое-то фрагментальное мышление. Отсутствует масштабность мысли.
Куратор выставки сказал про работы Юлии Ивашкиной следующее:
«Живопись выглядит совершенно академично, сухо. Нету видимых экспериментов».
Ну хорошо, что хоть нету видимых экскрементов, и это радует. Хотя всё возможно. Примеры тому есть. Академизм - это не когда сухо, а когда с умом, со знанием дела. Да, в работах Юлии есть цветовая целостность, но очень сильно заметна деградация от целого к частному, от большего к меньшему.
Серия её работ называется «Колонны».
«Юлия делает зум. Она увеличивает часть картины. Появляются новые детали, новые пространства».
Не пространства появляются, а пиксели.
Николай Алексеев
У Николая Алексеева была представлена серия инсталляций под общим названием «Горизонт».
Вот что говорит Николай о своих работах:
«Серия инсталляций «Горизонт» выполнена в традиции ready-made (или found objects), традиции начатой Марселем Дюшаном в начале ХХ века.. То есть они представляют собой найденные на улице объекты, перенесенные в выставочное пространство.
Отсюда начинается первое прочтение работы - институциональная критика (работа рождает вопрос «Что есть искусство сегодня, где его границы, почему куст лежащий в луже - это куст, а в галерее - искусство?»). Но что делает объект на выставке «настенных жанров?»
Я почти не работаю с живописью и графикой, хотя когда начинал учебу на живописца мечтал «быть как Ван Гог» и испытывал волнение от запаха масляных красок. Почему я отказался от живописи, несмотря на влюбленность в нее?
Почему не возвращаюсь к ней, несмотря на желание? И представленные инсталляции - это рефлексия на тему выставки, попытка понять, что для меня живопись. Формальное решение - это линия горизонта, то, что незримо присутствует во всей европейской живописи, начиная с эпохи Возрождения, проявляясь лишь на пейзажной живописи и картинах Вермеера в виде маленького отверстия от булавки в центре холста. Картина в европейском понимании - это «окно» и первое, с чего должен начать живописец - это наметить линию горизонта. Я делаю этот первый шаг, но потом останавливаюсь в нерешительности. Я ведь не Вермеер, а картина уже совершенно не то, чем была раньше. Окно теперь - фильм «Аватар», стартовавший на момент создания инсталляции, окно настолько просторное и светлое, что вся фламандская живопись теряется в нем, и я теряюсь, лишь как своего рода бесполезный защитный круг, призванный спасти меня от внешних воздействий, провожу линию горизонта».
Ещё некоторые слова Николая Алексеева (вычитал в интернете):
«Считаю, что у нас в Воронеже нет честности. Все стараются заработать на искусстве деньги. Мы же предлагаем антипродажное творчество».
Пожалуй, приведу Вам цитату Андрея Кончаловского:
«У нас не было возможности заработать много денег, и поэтому мы были вынуждены заниматься большим искусством».
Ну что тут скажешь…живопись как женщина, не всем даёт. Если мы не добились расположения женщины, то мы говорим, что она нечестна и продажна. Множество левых случайных связей начинает выдаваться за антипродажное, то есть за большую любовь. Художник понял, что в живописи ему ничего не светит, поэтому любовь невзаимная.
Полли
Куратор:
«Работа Полли претендует на понятность без дополнительных комментариев».
Конечно! Что я, дурак что ли, не понимать такого шедевра? Зайца раскололи ровно на две части, из него что-то вытекло. Вот картина: доступная и лаконичная. И называется очень просто «Both sides», то есть «Две половины», только посредине – говно какое-то.
Михаил Лылов
Пожалуй, соглашусь с интересным комментарием фотохудожника Игоря Коржа по поводу Мишиной рефлексии:
«Отвратительная визуализация! Почему-то стойкие ассоциации с интерьером бухгалтерии, в которой сидят тётки с причёсками и закопанные в бумажки».
Работа Михаила Лылова «Письмо».
Текст я не стал читать по одной лишь простой причине: нет сил стоять три часа и разбирать, что там написано. Если кто решится, то вот, можете попробовать.
Илья Долгов:
«Есть в современном искусстве такой жанр представления работы как документации, когда ты не можешь то, что ты сделал как художник, непосредственно показать это действие или мысль, которая происходила где-то другом месте».
Куратор Илья Долгов путает понятия «не может» с «не умеет».
Что тут вообще скажешь? Это очередная попытка Михаила Лылова почувствовать себя художником.
Илья Долгов
Тут всё понятно: «Опять утопия!» Хаос – излюбленная тема Ильи, что он и доказал. Серия его работ называется «900 х». Я не понимаю вообще, что это такое.
Илья Долгов:
«Три работы, которые отсылают прямо к визуальным практикам ХХ века, к тем или иным языкам, приёмам. Эти культурные среды становятся средой обитания для визуально изображённых биоморфных существ, которые осваивают их, встраиваются, используют перепады плотности, поверхности, структуры, которые предоставляют им эти среды обитания и которые их осваивают. И это моё некоторое предположение, что продолжаться бесконечно история человечества не может. И в какой-то момент его продолжат другие жизненные формы. И вторая тема, более общая, которая тут затрагивается - это границы между биологическим, техническим и человеческим (культурным), которые в настоящее время стремительно тают - все эти сферы становятся полем для мутаций, гибридов и сознательных проектов, все становится сферой искусственного. Собственно, то, что есть в этих работах - одно из приложений этой темы, которой я большей частью и занимаюсь».
На мой взгляд, это три разукрашенных одеяла. Что там такого? Какие-то три бациллы! Текст автора совершенно безумный.
Устина Яковлева
Вот что мне поведала Устина:
«Я предпочитаю использовать элементарные графические приемы точки, штриховки. Слишком большое количество излишеств и засилье визуальных образов вокруг вынуждает искать убежище. В своих работах я стараюсь уйти от этого настолько далеко, насколько это возможно. Но при этом создать что-то (на мой взгляд) эстетичное. Процесс работы довольно медитативен. В момент рисования я отстраняюсь от повседневных стрессов и информационной насыщенности.
Я считаю, что искусство должно нести в себе энергетическую и смысловую заряженность, след автора, что не может передать в полной мере, например работы, созданная при помощи компьютерной программы.
Результат конечной работы довольно непредсказуем, так как я не создаю эскизов, изображение рождается само в процессе рисования, рисунок как живой организм постепенно формируется и развивается. Поиск красоты в маленькой части, из которой при удалении формируется большое целое, вглядывание и рассматривание, остановка среди бешеного ритма современности».
Всё понятно: художница «втыкает». Примерно так же «втыкали» мои сокурсники на занятиях по ДПИ (декоративно прикладное искусство). Слушать лекции противно, но делать что-то надо, вот они и отстранялись от потока безумия, рисуя в тетрадке. То, что изобразила Устина, похоже на звуковую вибрацию, но всё это лишённо смысловой заряженности.
Ольга Майорова
Про работу Ольги Майоровой куратор Илья Долгов сказал следующее:
«Тут интересен момент диалога со временем. Материальность газеты становится материальностью предмета искусства, которая отсылает на материальность того, из чего сделано.
Ещё здесь коллаж говорит о неком временном измерении».
Работа Ольги Майоровой «Апрель 1997 года».
Я всё понял! Ведь работа выполнена в 1997 году. Сколько лет то прошло. То есть если раньше эта работа ничего из себя не представляла, то по истечении 13 лет - это супер-пупер офигительная картина. Вот так, господа, время способно вершить необъяснимое.
Невероятно, но факт.
Заключительная часть
Приведу комментарий фотохудожника Игоря Коржа:
«Всё замечательно! Хорошо, что есть движняк! Но, как мне кажется, вся экспозиция немного зажата в рамки «просмотр в художественном училище». Короче, как-то это всё неактуально уже. Представленные работы, несомненно, демонстрируют необьятный внутренний мир создателей, но боюсь это интересно только им самим.
Побывав в группе «ВЦСИ» в контакте, на стене я обнаружил следующий диалог:
- Все организованные выставки были профанацией, ибо текста было в разы больше, чем объектов. Нахрена тогда всё это?
(спросил Жриводкин [thompson] Макс)
- Бог его знает, зачем...
(ответил Илья Долгов).
Ну и закончу я словами писателя Фазиля Искандера:
«Говоря о живописи нашего времени, меня мало трогают попытки изобразить распад как таковой. Какими бы виртуозными средствами художник при этом ни пользовался, меня лично такого вида творчество оставляет равнодушным. Для меня искусство в картине вспыхивает там, где я вижу нешуточные признаки сопротивления хаосу, где чувствую неуклонную волю Творца к добру. Каждый раз она выражается по-разному, но мы - зрители - ее должны чувствовать. И в крике отчаяния мы можем почувствовать волю к добру и начало гармонизации жизни, ибо художник заставил нас услышать этот крик и остановиться».
| 
